Плещеев, Алексей Николаевич

Плещеев, Алексей Николаевич [22.XI(4.XII).1825, Кострома -- 26.IX(8.Х).1893, Париж; похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище] -- поэт, переводчик, прозаик, литературный и театральный критик. Родился в семье небогатого провинциального чиновника, представителя старинного дворянского рода. Детство поэта прошло в Нижнем Новгороде, где с 1827 г. служил его отец, скончавшийся, когда П. был еще ребенком. Его воспитанием занималась мать, Елена Александровна (урожденная Горскина), давшая сыну хорошее домашнее образование, продолженное им в Петербурге (куда он переселился вместе с матербю в 1839 г.) в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (поступил в 1840 г.). Однако царившая там атмосфера угнетала, военная карьера его не привлекала, и в 1842 г. он покинул училище (уволен по болезни), а осенью 1843 г. поступил в Петербургский университет, на восточное отделение историко-филологического факультета. В студенческие годы значительно расширился круг знакомств П. (он посещал салон Майковых, был вхож в дом П. А. Плетнева, бывал у А. А. Краевского) и определилась сфера его интересов: литературные и театральные увлечения сочетались с обращением к истории и политической экономии, что объяснялось, вероятно, влиянием М. В. Буташевича-Петрашевского и его друзей, со многими из которых П. познакомился в годы учебы, особенно сблизившись в дальнейшем с С. Ф. Дуровым, А. И. Пальмом, Ф. М. Достоевским, Н. А. Спешневым.

Социалистические идеи петрашевцев увлекли П.; разделяя их пропагандистские устремления, он совместно с Н. А. Мордвиновым готовил перевод книги французского публициста, идеолога утопического социализма, Ф. Ламенне "Слово верующего", намереваясь отпечатать ее в тайной типографии. В 1845 г., не окончив курса, П. вышел из университета, но не прерывал контактов с единомышленниками, их встречи неоднократно бывали в его доме.

К тому времени уже проявилось его поэтическое дарование (первые оригинальные стихотворения П. были напечатаны в нач. 1844 г. в "Современнике"), и в кругу петрашевцев он воспринимался как поэт-борец, свой Андре Шенье (см.: Петрашевцы в воспоминаниях современников.-- М.; Л., 1926.-- [Т. 1].-- С. 52, 195). Ранняя лирика П. действительно окрашена идеями социалистического утопизма. Традиционные романтические мотивы разочарования, одиночества, тоски осмыслены как реакция на социальное неблагополучие и неотделимы от темы "святого страдания" лирического героя: тревога, "мрачный дух сомненья" мотивированы "бедствиями <...> страны <...> родной", "муками братьев", а конфликт с толпой, "живущей мыслями отцов",-- мечтой лирического героя быть "гонимых утешителем", возвестить "мщенья грозный час / Тому, кто в тине зла и праздности погряз" ("Сон", "Странник", "На зов друзей"). Гуманистический пафос лирики П. сочетался с характерным для настроений утопистов пророческим тоном, питавшимся надеждой "увидеть вечный идеал": "Но будет время... пронесутся / Дни бедствий, горя и тревог; / Жрецы Ваала ужаснутся, / Когда восстанет правды бог! / Навеки в мире водворится / Священной истины закон..." ("Поэту", <1846>). Вера в возможность гармоничного мироустройства, ожидание скорых перемен выразились и в самом известном стихотворении П., исключительно популярном в кругу петрашевцев (а также и среди революционно настроенной молодежи следующих поколений),-- "Вперед! без страха и сомненья..." (<1846>): "Зарю святого искупленья / Уж в небесах завидел я!" Знаменательно, что В. Н. Майков, друг и единомышленник П., в рецензии на первый сборник его стихотворений (1846) с особым сочувствием писал о его вере в "торжество на земле истины, любви и братства", называя П. при этом "первым нашим поэтом и настоящее время" (Отечественные записки.--1846.-- No 10.-- Т. IV.-- С. 39--40; Майков В. Н. Литературная критика.-- Л., 1985.-- С. 272--278). Однако оценки творчества П. и в 40-е, и в последующие годы были довольно разноречивы. Его поэтическая система, сформировавшаяся в русле пушкинской и лермонтовской традиций, опиралась преимущественно на устойчивые словосочетания, сложившиеся ритмико-синтаксические схемы, хорошо разработанную систему образов. Одним критикам это представлялось свидетельством подлинного вкуса и таланта П. (см.: <Плетнев П. А.> // Современник.-- 1846.-- Т. 44), другим давало основание называть некоторые его стихотворения "бесцветными" (Белинский В. Г. Собр. соч.-- М., 1982.-- Т. 8.-- С. 490), обвинять его в "несамостоятельности" и "однообразии" (см.: Финский вестник, 1846.-- Т. XII; <Алмазов Б. А.> // Утро. Литературный сборник.-- М., 1859.-- <Вып. 1>.-- С. 67). Вместе с тем современники всегда высоко ценили "общественное значение" поэзии П., "благородное и чистое направление" его творчества, "глубокую искренность", "призыв к честному служению обществу" (<Михайлов М. Л.> // Современник.-- 1861.-- No 3.-- Т. IV.-- С. 91, 93, 94; см. также: Арсеньев К. К. Критические этюды по русской литературе.-- Спб., 1888.-- Т. 2).

Во второй половине 40 гг. П. довольно успешно выступал и как прозаик. Бойко написанные рассказы с динамично развивающейся интригой, ироничной манерой повествования, насыщенные разоблачительными зарисовками чиновничьего быта, сатирическими характеристиками обывательской морали, отмечены несомненным влиянием Гоголя и примыкают к прозе "натуральной школы" (см.: "Енотовая шуба. Рассказ не без морали", 1847; "Папироска. Истинное происшествие", 1848; "Протекция. История бывалая", 1848). В те годы П. писал и остродраматические произведения, также близкие исканиям "школы": повесть "Шалость" (1848), где чистый и трогательный мир петербургских "горемык" разрушается при столкновении с миром расчета и богатства, и повесть "Дружеские советы" (1849), где получили развитие некоторые мотивы посвященных П. "Белых ночей" Ф. М. Достоевского, прежде всего мотив "мечтательства", трагически разбивающегося о реальность (см. об этом: Комарович В. Л. Юность Достоевского // Былое.-- 1924.-- No 23). Образ "мечтателя по природе", восторженного и благородного, но пасующего перед жестокой реальностью, занимал П. и позднее (см. повести "Буднев", 1858; "Две карьеры", 1859), будучи, возможно, наделен известной долей автобиографизма.

Юношеские настроения П. действительно подверглись испытаниям. В 1849 г. вместе с другими петрашевцами он был арестован, заключен в Петропавловскую крепость и по обвинению в распространении запрещенной литературы (находясь в Москве, П. переправил в Петербург знаменитое письмо Белинского к Гоголю), в связях с неблагонадежными лицами, устройстве собраний в своем доме был приговорен к расстрелу, замененному -- когда П. и его товарищи уже стояли на эшафоте -- четырьмя годами каторги. Однако и этот приговор для П. был смягчен: в декабре 1849 г., лишенный всех прав состояния, он был отправлен рядовым в пограничный Оренбургский край. Находясь под строжайшим надзором, П. в течение нескольких лет нес чрезвычайно тяжелую солдатскую службу, а в 1853 г., надеясь получить офицерское звание, принял участие в штурме крепости Ак-Мечеть (ныне г. Кзыл-Орда). С этих пор его положение начало постепенно улучшаться: вскоре П. был произведен в унтер-офицеры, потом стал прапорщиком и перешел на гражданскую службу, сблизился в Оренбурге с местной интеллигенцией, осенью 1857 г. женился и через некоторое время, получив отпуск, отправился в Петербург. Хотя за ним был установлен тайный полицейский надзор и он лишен был права жить в обеих столицах, все же в 1859 г. П. добился разрешения переселиться в Москву, где полностью отдался литературной деятельности.

Писать -- хотя и редко, урывками -- ему удавалось даже в годы ссылки; в 1856--1857 гг. несколько его новых стихотворений появились в "Русском вестнике", а затем и в др. изданиях. Еще в Оренбурге он встретился с поэтом М. Л. Михайловым, который помог ему наладить контакты с литераторами и прежде всего -- с обновленной редакцией "Современника", где П. сотрудничал в дальнейшем вплоть до запрещения журнала. В Москве он стал сотрудником и пайщиком газеты "Московский вестник", печатался в газете "Московские ведомости", журнале "Русский вестник" и в некоторых петербургских изданиях ("Светоч", "Искра", "Время", "Русское слово"). По воспоминаниям сына П., в 60 гг. их дом посещали А. Ф. Писемский, И. С. Аксаков, Н. А. Некрасов, Н. Г. Рубинштейн, П. М. Садовский (Плещеев А. А. Соч.-- Спб., 1914.-- Т. 3.-- С. 2-14). П. был участником и избирался старейшиной "Артистического кружка".

В новой для П. литературной ситуации ему было трудно выработать собственную позицию. "Нужно сказать новое слово,-- писал он Достоевскому в 1862 г.,-- а где оно?" (Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. -- Л., 1935.-- С. 458). П. сочувственно воспринимал самые разные, в некоторых отношениях популярные общественно-литературные взгляды: он разделял многие идеи Н. Г. Чернышевского, а вместе с тем поддерживал и московских славянофилов, и программу журнала "Время". В этих различных литературных группировках его привлекали присущие каждой из них -- хотя и не в равной мере -- оппозиционные настроения; однако широта взглядов оборачивалась нередко неопределенностью суждений, что сказалось на характере критических выступлений П. 60--70 гг. Регулярно печатая библиографические заметки, театральные и литературные рецензии, он отстаивал реалистические принципы в искусстве, развивая идеи Белинского, которому следовал еще в своих критических фельетонах 40 гг. (появлялись в газетах "Русский инвалид" и "Санкт-Петербургские ведомости") и установки "реальной критики", прежде всего Н. А. Добролюбова, с которым его связывала -- помимо близости убеждений -- личная приязнь (см. письма П. к Добролюбову // Русская мысль.-- 1913.-- No 1). Исходя из общественного значения литературы, П. давал не только эстетическую оценку рецензируемым произведениям, но и стремился раскрыть их социальный смысл. Вместе с тем в конкретных разборах он опирался, как правило, на расплывчатые, слишком общие понятия -- такие, как сочувствие обездоленным, "знание сердца и жизни", естественность и пошлость, что приводило нередко к поверхностным суждениям, напр. к недооценке произведений А. К. Толстого (см.: Театр и музыка // Биржевые ведомости.-- 1877.-- No 29.-- 30 янв.). Но у П.-критика были и неоспоримые заслуги перед русским читателем: в 70--80 гг., преимущественно на страницах "Отечественных записок" и "Биржевых ведомостей", он помещал обстоятельные статьи о европейской литературе, сопровождая их часто переводами произведений Золя, Стендаля, бр. Гонкуров, Доде.

Масштабная и интенсивная деятельность П.-переводчика охватывала весь его творческий путь и отнюдь не ограничивалась прозой: в 40 гг. пользовались успехом его переводы стихотворений Гейне, к которому П. обращался и позднее, вплоть до конца 70 гг. (самое крупное произведение -- напечатанная в 1859 г. в "Современнике" драма Гейне "Вильям Ратклифф"); в 60 гг. в переводе П. появлялись стихотворения М. Гартмана, Ф. Фрейлиграта, И. Эйхендорфа, Ш. Петефи, В. Сырокомли (Людвига Кондратовича) и др. Особое место в его творчестве занимали переводы произведений Шевченко, с которым П. был хорошо знаком (их первая встреча состоялась, вероятно, в 1850 г. в Уральске) и к поэзии которого обратился сразу по возвращении из ссылки, воспринимая ее -- в силу биографических параллелей -- обостренно личностно: тема "злой доли", утраченного счастья, тоски, побежденной надеждой "сердцем жить" и "ближнего любить" (перевод стихотворения "Дума", 1858), созвучна поэзии П. конца 50 -- нач. 70 гг.

В центре его зрелой лирики, как и во многих стихотворениях Некрасова (с которым у П. встречается немало тематических перекличек),-- образ прогрессивно мыслящего интеллигента, уже не способного к борьбе, сломленного жизнью, но все же не отрекшегося от прежних "святых грез": "И до конца я веры не утрачу, / Что озарит наш мир любви и правды свет..." ("Призраки", <1859> ). Мотивы усталости, "тоски гнетущей", "угасшего пламени", как правило, приглушаются, а иногда и преодолеваются "светлыми думами", верой в "вестников правды, бойцов благородных" ("Честные люди, дорогой тернистою...", 1863). "Грустная жалоба побежденного борца" -- так Добролюбов в своей сочувственной рецензии на сборник стихотворений П. (1858) охарактеризовал его основную интонацию, отметив вместе с тем "несостоятельность сладостных мечтаний", оптимистических настроений, которыми поэт "старается утешить себя" (Добролюбов Н. А. Собр. соч. -- М.; Л., 1963.-- Т. 3. -- С. 368). Немотивированность прорывавшихся у П. мажорных интонаций давала критикам серьезные основания упрекать его поэзию в тенденциозности. Однако уже М., Е. Салтыков-Щедрин в 1863 г. справедливо связывал эту особенность лирики П. со своеобразием его эпохи -- с "разорванностью самой жизни", порождающей "неопределившуюся, но <...> настоятельную потребность чего-то лучшего", что и позволило критику назвать П. "талантом скромным, но честным и искренним" (Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т.-- М., 1966.-- Т. 5.-- С. 418, 420).

Современники вспоминали П. как исключительно деликатного, мягкого и доброжелательного человека, всегда готового прийти на помощь литератору, в особенности начинающему (в 80 гг., напр., он опекал Надсона, Гаршина, И. З. Сурикова, И. Щеглова-Леонтьева, принимал участие в судьбе Чехова). Однако и у самого П. жизнь складывалась нелегко: после ссылки он многие годы находился под полицейским надзором, а в 1863 г. в связи с делом Чернышевского был вызван в Сенат по обвинению (фальшивому, как ему удалось доказать) в противоправительственной деятельности; всю жизнь он боролся с нуждой и, чтобы содержать семью (в 1864 г. умерла его жена, позднее он женился вторично, и от обоих браков у него были дети), вынужден был определиться на службу, не оставляя вместе с тем и литературных занятий. В 1872 г. П. переселился в Петербург, став секретарем редакции, "Отечественных записок" (а после смерти Некрасова -- и заведующим стихотворным отделом журнала), но скромного жалованья ему не хватало, поэтому зрелые годы П. были отравлены; литературной поденщиной (писал водевили, чаще всего -- на основе заимствованных сюжетов; много времени посвящал переводам и компилятивным статьям). Тем не менее, по словам мемуариста, он "редко брался за работу, бывшую ему не по душе" (Щеглов И. <И. Л. Леонтьев> Padre // Русское обозрение.-- 1894.-- No 1.-- С. 317), и в литературном мире пользовался общим уважением как старейший и честный писатель, начавший свой литературный путь еще в эпоху Белинского. Лишь последние годы жизни П. провел относительно спокойно: он получил большое наследство и, свободный от изнурительной работы, путешествовал за границей; однако здоровье его уже было подорвано, и ему не довелось осуществить накопившиеся творческие планы.

Соч.: Повести и рассказы / Биогр. очерк П. В. Быкова.-- Спб., 1896--1897.-- Т. 1--2; Стихотворения (1844--1891).-- 3-е изд., доп. / Под ред. П. В. Быкова.-- Спб., 1898; Полн. собр. стихотворений / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. М. Я. Полякова.-- М.; Л., 1964; Стихотворения / Вступ. ст. и примеч. Л. С. Пустильник.-- М., 1975; Житейские сцены. Повести / Вступ. ст. и примеч. Н. Г. Кузина.-- М., 1986; Папироска. Истинное происшествие // Живые картины. Повести и рассказы писателей "натуральной школы".-- М., 1988.

Лит.: Добролюбов И. А. Благонамеренность и деятельность. Повести и рассказы А. Плещеева // Собр. соч.: В 9 т.-- М.; Л., 1963.-- Т. 6; Айхенвальд Ю. Плещеев и Помяловский (Сравнительная характеристика) // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей.-- М., 1906.-- Вып. I; Пустильник Л. С. Жизнь и творчество А. Н. Плещеева.-- М., 1988.