Балет


Дианы грудь, ланиты Флоры
			Прелестны, милые друзья,
			Но, каюсь, ножка Терпсихоры
			Прелестней чем-то для меня;
			Она, пророчествуя взгляду
			Неоцененную награду,
			Влечет условною красой
			Желаний своевольный рой...
			               Пушкин

Свирепеет мороз ненавистный.
Нет, на улице трудно дышать.
Муза! нынче спектакль бенефисный,
Нам в театре пора побывать.

Мы вошли среди криков и плеска.
Сядем здесь. Я боюсь первых мест,
Что за радость ослепнуть от блеска
Генеральских, сенаторских звезд.
Лучезарней румяного Феба
Эти звезды: заметно тотчас,
Что они не нахватаны с неба -
Звезды неба не ярки у нас.

Если б смелым, бестрепетным взглядом
Мы решились окинуть тот ряд,
Что зовут "бриллиантовым рядом",
Может быть, изощренный наш взгляд
И открыл бы предмет для сатиры
(В самом солнце есть пятнышки). Но -
Немы струны карающей лиры,
Вихорь жизни порвал их давно!

Знайте, люди хорошего тона,
Что я сам обожаю балет.
"Пораженным стрелой Купидона"
Не насмешка - сердечный привет!
Понапрасну не бейте тревогу!
Не коснусь ни военных чинов,
Ни на службе крылатому богу
Севших на ноги статских тузов.
Накрахмаленный денди и щеголь
(То есть купчик - кутила и мот)
И мышиный жеребчик (так Гоголь
Молодящихся старцев зовет),
Записной поставщик фельетонов,
Офицеры гвардейских полков
И безличная сволочь салонов -
Всех молчаньем прейти я готов!
До балета особенно страстны
Армянин, персиянин и грек,
Посмотрите, как лица их красны
(Не в балете ли весь человек?).
Но и их я оставлю в покое,
Никого не желая сердить.
Замышляю я нечто другое -
Я загадку хочу предложить.

В маскарадной и в оперной зале,
За игрой у зеленых столов,
В клубе, в думе, в манеже, на бале,
Словом: в обществе всяких родов,
В наслажденьи, в труде и в покое,
В блудном сыне, в почтенном отце,-
Есть одно - угадайте, какое? -
Выраженье на русском лице?..
Впрочем, может быть, вам недосужно.
Муза! дай - если можешь - ответ!
Спору нет: мы различны наружно,
Тот чиновник, а этот корнет,
Тот помешан на тонком приличьи,
Тот играет, тот любит поесть,
Но вглядись: при наружном различьи
В нас единство глубокое есть:
Нас безденежье всех уравняло -
И великих и малых людей -
И на каждом челе начертало
Надпись: "Где бы занять поскорей?"
Что, не так ли?..
                История та же,
Та же дума на каждом лице,
Я на днях прочитал ее даже
На почтенном одном мертвеце.
Если старец игрив чрезвычайно,
Если юноша вешает нос -
Оба, верьте мне, думают тайно:
Где бы денег занять? вот вопрос!

Вот вопрос! Напряженно, тревожно
Каждый жаждет его разрешить,
Но занять, говорят, невозможно,
Невозможнее долг получить.
Говорят, никаких договоров
Должники исполнять не хотят;
Генерал-губернатор Суворов
Держит сторону их, говорят...
Осуждают юристы героя,
Но ты прав, охранитель покоя
И порядка столицы родной!
Может быть, в долговом отделенье
Насиделось бы всё населенье,
Если б был губернатор другой!

Разорило чиновников чванство,
Прожилась за границею знать;
Отчего оголело дворянство,
Неприятно и речь затевать!
На цветы, на подарки актрисам,
Правда, деньги еще достаем,
Но зато пред иным бенефисом
Рубль на рубль за неделю даем.
Как же быть? Не дешевая школа
Поощрение граций и муз...
Вянет юность обоего пола,
Терпит даже семейный союз:
Тщетно юноши рыщут по балам,
Тщетно барышни рядятся в пух -
Вовсе нет стариков с капиталом,
Вовсе нет с капиталом старух!
Сокрушаются Никольс и Плинке,
Без почину товар их лежит,
Сбыта нет самой модной новинке
(Догадайтесь - откройте кредит!),
Не развозят картонок нарядных
Изомбар, Андрие и Мошра,
А звонят у подъездов парадных
С неоплаченным счетом с утра.
Что модистки! Злосчастные прачки
Ходят месяц за каждым рублем!
Опустели рысистые скачки,
Жизни нет за зеленым столом.
Кто, бывало, дурея с азарту,
Кряду игрывал по сту ночей,
Пообедав, поставит на карту
Злополучных пятнадцать рублей
И уходит походкой печальной
В думу, в земство и даже в семью
Отводить болтовней либеральной
Удрученную душу свою.
С богом, друг мой! В любом комитете
Побеседовать можешь теперь
О кредите, о звонкой монете,
Об "итогах" дворянских потерь,
И о "брате" в нагольном тулупе,
И о том, за какие грехи
Нас журналы ругают и в клубе
Не дают нам стерляжьей ухи!
Там докажут тебе очевидно,
Что карьера твоя решена!

Да! трудненько и даже обидно
Жить,- такие пришли времена!
Купишь что-нибудь - дерзкий приказчик
Ассигнацию щупать начнет
И потом, опустив ее в ящик,
Долгим взором тебя обведет,-
Так и треснул бы!..

                 Впрочем, довольно!
Продолжать бы, конечно, я мог,
Факты есть, но касаться их больно!
И притом, сохрани меня бог,
Чтоб я стих мой подделкою серий
И кредитных бумаг замарал,-
"Будто нет благородней материй?"-
Мне отечески "некто" сказал.
С этим мненьем вполне я согласен,
Мир идей и сюжетов велик:
Например, как волшебно прекрасен
Бельэтаж - настоящий цветник!
Есть в России еще миллионы,
Стоит только на ложи взглянуть,
Где уселись банкирские жены,-
Сотня тысяч рублей, что ни грудь!
В жемчуге лебединые шеи,
Бриллиант по ореху в ушах!
В этих ложах - мужчины евреи,
Или греки, да немцы в крестах.
Нет купечества русского (стужа
Напугала их, что ли?). Одна
Откупщица, втянувшая мужа
В модный свет, в бельэтаже видна.
Весела ты, но в этом веселье
Можно тот же вопрос прочитать.
И на шее твоей ожерелье -
Погодила б ты им щеголять!
Пусть оно красоты идеальной,
Пусть ты в нем восхитительна, но -
Не затих еще шепот скандальный,
Будто было в закладе оно:
Говорят, чтобы в нем показаться
На каком-то парадном балу,
Перед гнусным менялой валяться
Ты решилась на грязном полу,
И когда возвращалась ты с бала,
Ростовщик тебя встретил - и снял
Эти перлы... Не так ли достала
Ты опять их?.. Кредит твой упал,
С горя запил супруг сокрушенный,
Бог бы с ним! Расставаться тошней
С этой чопорной жизнью салонной
И с разгулом интимных ночей;
С этим золотом, бархатом, шелком,
С этим счастьем послов принимать.
Ты готова бы с бешеным волком
Покумиться, чтоб снова блистать,
Но свершились пути провиденья,
Всё погибло - и деньги, и честь!
Нисходи же ты в область забвенья
И супругу дай дух перевесть!
Слаще пить ему водку с дворецким,
"Не белы-то снеги" распевать,
Чем возиться с посольством турецким
И в ответ ему  глупо мычать...

Тешить жен - богачам не забота,
Им простительна всякая блажь.
Но прискорбно душе патриота,
Что чиновницы рвутся туда ж.
Марья Савишна! вы бы надели
Платье проще!- Ведь как ни рядись,
Не оденетесь лучше камелий
И богаче французских актрис!
Рассчитайтесь, сударыня, с прачкой
Да в хозяйство прикиньте хоть грош,
А то с дочерью, с мужем, с собачкой
За полтину обед не хорош!

Марья Савишна глаз не спускала
Между тем с старика со звездой.
Вообще в бельэтаже сияло
Много дам и девиц красотой.
Очи чудные так и сверкали,
Но кому же сверкали они?
Доблесть, молодость, сила - пленяли
Сердце женское в древние дни.
Наши девы практичней, умнее,
Идеал их - телец золотой,
Воплощенный в седом иудее,
Потрясающем грязной рукой
Груды золота...

                 Время антракта
Наконец-то прошло как-нибудь.
(Мы зевали два первые акта,
Как бы в третьем совсем не заснуть.)
Все бинокли приходят в движенье -
Появляется кордебалет.
Здесь позволю себе отступленье:
Соответственной живости нет
В том размере, которым пишу я,
Чтобы прелесть балета воспеть.
Вот куплеты: попробуй, танцуя,
Театрал, их под музыку петь!

Я был престранных правил,
Поругивал балет.
Но раз бинокль подставил
Мне генерал-сосед.

Я взял его с поклоном
И с час не возвращал,
"Однако, вы - астроном!"-
Сказал мне генерал.

Признаться, я немножко
Смутился (о профан!):
"Нет... я... но эта ножка...
Но эти плечи... стан..."-

Шептал я генералу,
А он, смеясь, в ответ:
"В стремленьи к идеалу
Дурного, впрочем, нет.

Не всё ж читать вам Бокля!
Не стоит этот Бокль
Хорошего бинокля...
Купите-ка  бинокль!.."

Купил!- и пред балетом
Я преклонился ниц.
Готов я быть поэтом
Прелестных танцовщиц!

Как не любить балета?
Здесь мирный гражданин
Позабывает лета,
Позабывает чин,

И только ловят взоры
В услужливый лорнет,
Что "ножкой Терпсихоры"
Именовал поэт.

Не так следит астроном
За новою звездой,
Как мы... но для чего нам
Смеяться над собой?

В балете мы наивны,
Мы глупы в этот час:
Почти что конвульсивны
Движения у нас:

Вот выпорхнула дева,
Бинокли поднялись;
Взвилася ножка влево -
Мы влево подались;

Взвилася ножка вправо -
Мы вправо... "Берегись!
Не вывихни сустава,
Приятель!"- "Фора! bis!"

Bis!.. Но девы, подобные ветру,
Улетели гирляндой цветной!
(Возвращаемся к прежнему метру!)
Пантомимною сценой большой
Утомились мы, вальс африканский
Тоже вышел топорен и вял,
Но явилась в рубахе крестьянской
Петипа - и театр застонал!
Вообще мы наклонны к искусству,
Мы его поощряем, но там,
Где есть пища народному чувству,
Торжество настоящее нам;
Неужели молчать славянину,
Неужели жалеть кулака,
Как Бернарди затянет "Лучину",
Как пойдет Петипа трепака?..
Нет! где дело идет о народе,
Там я первый увлечься готов.
Жаль одно: в нашей скудной природе
На венки не хватает цветов!

Всё - до ластовиц белых в рубахе -
Было верно: на шляпе цветы,
Удаль русская в каждом размахе...
Не артистка - волшебница ты!
Ничего не видали вовеки
Мы сходней: настоящий мужик!
Даже немцы, евреи и греки,
Русофильствуя, подняли крик.
Всё слилось в оглушительном "браво",
Дань народному чувству платя.
Только ты, моя Муза! лукаво
Улыбаешься... Полно, дитя!
Неуместна здесь строгая дума,
Неприлична гримаса твоя...
Но молчишь ты, скучна и угрюма...
Что ж ты думаешь, Муза моя?..

на конек ты попала обычный -
На уме у тебя мужики,
За которых на сцене столичной
Петипа пожинает венки,
И ты думаешь: "Гурия рая!
Ты мила, ты воздушно легка,
Так танцуй же ты "Деву Дуная",
Но в покое оставь мужика!
В мерзлых лапотках, в шубе нагольной,
Весь заиндевев, сам за себя
В эту пору он пляшет довольно,
Зиму дома сидеть не любя.
Подстрекаемый лютым морозом,
Совершая дневной переход,
Пляшет он за скрипучим обозом,
Пляшет он - даже песни поет!.."

А то есть и такие обозы
(Вот бы Роллер нам их  показал!)-
В январе, когда крепки морозы
И народ уже рекрутов сдал,
На Руси, на проселках пустынных
Много тянется поездов длинных...

Прямиком через реки, поля
Едут путники узкой тропою:
В белом саване смерти земля,
Небо хмурое, полное мглою.
От утра до вечерней поры
Всё одни пред глазами картины.
Видишь, как, обнажая бугры,
Ветер снегом заносит лощины;
Видишь, как эта снежная пыль,
Непрерывной волной набегая,
Под собой погребает ковыль,
Всегубящей зиме помогая;
Видишь, как под кустом иногда
Припорхнет эта малая пташка,
Что от нас не летит никуда -
Любит скудный наш север, бедняжка!
Или, щелкая, стая дроздов
Пролетит и посядет на ели;
Слышишь дикие стоны волков
И визгливое пенье метели...
Снежно - холодно - мгла и туман...
И по этой унылой равнине
Шаг за шагом идет караван
С седоками в промерзлой овчине.

Как немые, молчат мужики,
Даже песня никем не поется,
Бабы спрятали лица в платки,
Только вздох иногда пронесется
Или крик:"Ну! Чего отстаешь?-
Седоком одним меньше везешь!.."

Но напрасно мужик огрызается.
Кляча еле идет - упирается;
Скрипом, визгом окрестность полна.
Словно до сердца поезд печальный
Через белый покров погребальный
Режет землю - и стонет она,
Стонет белое снежное море...
Тяжело ты - крестьянское горе!

Ой ты кладь, незаметная кладь!
Где придется тебя выгружать?..

Как от выстрела дым расползается
На заре по росистым травам,
Это горе идет - подвигается
К тихим селам, к глухим деревням.
Вон - направо - избенки унылые,
Отделилась подвода одна,
Кто-то молвил: "Господь с вами, милые!"-
И пропала в сугробах она...

Чу! клячонку хлестнул старичина...
Эх! чего ты торопишь ее!
Как-то ты, воротившись без сына,
Постучишься в окошко свое?..

В сердце самого русского края
Доставляется кладь роковая!

Где до солнца идет за порог
С топором на работе кручина,
Где на белую скатерть дорог
Поздним вечером светит лучина,
Там найдется кому эту кладь
По суровым сердцам разобрать,
Там она приютится, попрячется -
До другого набора проплачется!

(1865 - начало 1866)

Примечания

Печатается по Ст 1873, т. II, ч. 4, с. 27-48, с восстановлением фамилии "Суворов" в ст. 79 по Ст 1879.

Впервые опубликовано: С, 1866, N 2, с. 608-618, с заглавием: "Балет (Сатира 9)" и подписью под текстом: "Н. Некрасов".

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1869, ч. 4, без подзаголовка, с датой на шмуцтитуле: "1866" (перепечатано; Ст 1873, т. II, ч. 4, с той же датой на шмуцтитуле).

Наборная рукопись, выделенная из сводной рукописи номерных сатир, со значительной авторской правкой чернилами и карандашом, фамилиями наборщиков и указаниями им, с заглавием: "Театр (сатира 9)" - ГБЛ, ф. 195, М 5746, л. 1-10. Л. 7 взят из сводной черновой рукописи сатир. Надпись, обращенная к метранпажу: "Я бы желал часов в 5-ть иметь 1-ю корректуру, в 7-мь вторую. Некрасов". Здесь же и черновые наброски отдельных мест. Набросок начала (ст. 1-20) с заглавием: "VII. "Театр"", на полях карандашом: "Балет" - ГБЛ, ф. 195, М 5754. Рукопись ст. 57-64 и 87-90 - там же, в составе окончания сатиры "Клуб".

Творческая история номерного цикла сатир, частью которого является "Балет", изученная исследователями А. Я. Максимове" чем (ПСС, т. II, с. 715-717), Т. Д. Фроловой (Незавершенный сатирический цикл Н. А. Некрасова. - Некр. сб., I, с. 169-190; Некрасов-сатирик. (Цикл сатир 1859-1871 гг.). Автореф. канд. дис. Л., 1953), М. Я. Блинчевской (ПССт 1967, т. II, комментарии а N 50-54, 56, 58, 90), свидетельствует, что порядок сатир в процессе работы не оставался неизменным. Первоначально после второй части "О погоде" должны были следовать клубные сатиры, а завершиться весь цикл должен был сатирой "Театр" или театральными сатирами, затем клубные отодвигаются в конец, театральные же оказываются между второй частью "О погоде" и клубными: в рукописи под N VII значится "Клуб", затем "Театр" (сатира "Кому холодно, кому жарко!", завершающая 2-ю часть "О погоде", печаталась под N VI).

Не лишено основания предположение, что перемещение клубных сатир в конец цикла произошло после того, как автор убедился в их "нецензурности" (ПССт 1967, т. II, с. 633). Следует, однако, иметь в виду, что по своей политической остроте "Балет" отнюдь не уступает клубным сатирам. Кроме того, перестановка осуществлена до опубликования "Газетной", печатавшейся в "Современнике" с подзаголовком: "Сатира 12" - номер, близкий к концу. Видимо, уже в это время мыслилось, что сатира "Театр" получит один или несколько из тех пяти номеров, которые отделяют "Кому холодно, кому жарко!" от "Газетной". N 8 "Современника" за 1865 г., где печаталась "Газетная", получил цензурное разрешение 1 октября. Перестройка цикла, следовательно, могла произойти не позже сентября 1865 г. К 1865 г. исследователи относят возникновение сводной рукописи номерных сатир (см.: Фролова Т. Д. Незавершенный сатирический цикл Н. А. Некрасова, с. 172-173), однако опубликована в этом году, и то лишь после отмены предварительной цензуры, была только "Газетная"; "Балет" - несколько месяцев спустя, уже в 1866 г.

То обстоятельство, что сатира печаталась после отмены предварительной цензуры, обусловило весьма строгую автоцензуру, которая, вполне возможно, осуществлялась не без "консультации" какого-нибудь негласного цензора, вроде Ф. М. Толстого (о нем см. на с. 411 наст. тома комментарий к сатире "Газетная"). Пометы красным карандашом на рукописи делают такое предположение вполне обоснованным. Не попали в печатный текст некоторые весьма острые стихи рукописи. Прежде всего четверостишие "В молодом поколении фатство..." (см.: Другие редакции и варианты, с. 323), имеющееся и в наборной рукописи "Балета", и в рукописи сатиры "Клуб" и снятое, очевидно, в корректуре: его удалось опубликовать лишь в тексте "Недавнего времени" (ст. 9-12). Остались в рукописи, зачеркнутые автором, и оба варианта наброска ст. 131-134, связанные с нашумевшей статьей известного откупщика-миллионера В. А. Кокорева "Миллиард в тумане" (СПбВ, 1859, 8 и 9 янв.) (см.: Другие редакции и варианты, с. 324). По цензурным соображениям в текстах С и Ст 1869, ч. 4 отсутствуют ст. 385-388; восстановлены в Ст 1873, т. II, ч. 4. Может быть, эти же соображения побудили автора снять в рукописи и четверостишие "Смейся, хлопай, покрикивай с нами!" (после ст. 310) (см. там же, с. 326). С другой стороны, некоторые стихи, первоначально входившие в состав клубных сатир, перемещаются в "Балет". В частности, стихи о финансовом кризисе, образующие центральную тему "Балета". Косвенным подтверждением предположения об участии цензора Ф. М. Толстого в подготовке "Балета" к печати может служить его отзыв о сатире для Главного управления по делам печати, написанный с явным намерением смягчить впечатление: "В конце <...> сатиры Некрасова проглядывает некоторая тенденциозность, а именно обычное для "Современника" напускное, преувеличенное сердоболие к горькой доле русского мужика (по поводу рекрутских наборов) - но в поэтической картине, изображенной по сему случаю, нет ничего особенно возмутительного или вызывающего" (цит. по: ПССт 1967, т. И, с. 633).

Перемещение отдельных текстов облегчалось идейно-тематической близостью клубных и театральных сатир: те и другие направлены против верхов общества. "Балет" принадлежит к самым идейно острым и значительным сатирическим произведениям Некрасова. "Некрасов в своем "Балете", - писал В. Е. Евгеньев-Максимов, - резче, чем когда бы то ни было, выступает против аристократических, сановных и капиталистических верхов русского общества" (Евгеньев-Максимов В. Е. и др. Некрасов и театр. Л. -М., 1948, с. 214). Сатира жгуче актуальна: финансовый кризис, охвативший тогда всю Россию, был предметом постоянного обсуждения на страницах печати и в обществе. За месяц до опубликования "Балета" в "Современнике" появилась статья Ю. Г. Жуковского "Где искать настоящего средства для поправления наших финансов?". Она начиналась так: "Наши финансы составляют давно предмет усердных забот и толков в литературе и публике..." (С, 1866, N 1, отд. II, с. 1). Ср.: Захаров Г. Несколько слов о нынешнем финансовом кризисе. - Светоч, 1882, N 2, отд. II, с. 60-72; см. также фельетон "Петербургское обозрение" в "Петербургском листке" (1864, 19 июля, N 69) (сводка статей и брошюр о финансовом кризисе дана в работе А. Я. Максимовича "Некрасов-участник "Свистка"" - ЛН, т, 49-50, с. 316).

Некрасов еще в 1860 г. откликнулся на этот кризис стихотворным фельетоном "Финансовые соображения" (см. с. 100-102 наст. тома). Видимость фельетонного повествования сохраняется и в "Балете", но, как и в других сатирах номерного цикла, здесь это лишь художественный прием. Ни в публицистических, ни в поэтических фельетонах не могло быть той силы художественного обобщения, какой отличается комментируемая сатира: финансовый кризис, безденежье осмыслены здесь как внешние признаки, симптомы больших изменений в русской жизни пореформенной поры, когда деньги и погоня за деньгами стали мощной силой, властно и деспотически порабощающей все и всех. В жизни появился новый хозяин - миллион, эта идея лежит в основе всей характеристики верхов общества в "Балете". Театральность сатиры в значительной мере условна: внимание автора обращено не столько на сцену, сколько в зрительный зал, который опять-таки рассматривается под социальным, а не театральным углом зрения и важен как место, где широко представлены хозяева жизни, "сливки общества", над которыми произносит свой суд автор. Правдивость нарисованной в сатире картины подтверждается воспоминаниями балерины Петербургского Большого театра Е. О. Вазем (Записки балерины Санкт-Петербургского Большого театра. 1867-1887. Л. -М., 1937, с. 189-194). Она сообщает, что публика в массе своей состояла из дворянства, высшей знати и крупных дельцов, что постоянными посетителями балета были царь Александр II и члены царской семьи. Вазем говорит об особенно кричащей, показной роскоши зрительного зала в 1860-1870-е гг., упоминая и о знаменитом "бриллиантовом ряде" (ср. ст. 15 и сл.), и связывает это с железнодорожной горячкой и получением помещиками откупных. И привлекала в театр всю эту публику (не исключая и августейшего хозяина земли русской) "не столько любовь к искусству, сколько "ножка Терпсихоры"" (с. 190). Правда, в состав театральной публики входили и посетители другого типа: мемуаристка упоминает о лицах "свободных интеллигентных профессий", среди которых называет и Некрасова, и специальную главу посвящает знатокам балета (с. 193-204). Однако у Некрасова в соответствии с принятым в сатире углом зрения об этой части публики не говорится (упомянутый им "записной поставщик фельетонов" по взглядам и уровню культуры тяготеет к основной массе завсегдатаев зрительного зала) (подробнее см.: Гин М. О своеобразии реализма Н. А. Некрасова. Петрозаводск, 1966, с. 179-185).

Эпиграф - неточная (очевидно, по памяти) цитата из "Евгения Онегина" Пушкина (глава первая, строфа XXXII). У Пушкина ст. 3: "Однако ножка Терпсихоры...". Некрасов заменил "Однако" на "Но, каюсь" и выделил курсивом два последних слова.

... мышиный жеребчик (так Гоголь Молодящихся старцев зовет)... - Имеются в виду следующие строки из "Мертвых душ": "... семенил ножками, как обыкновенно делают маленькие старички-щеголи на высоких каблуках, называемые мышиными жеребчиками, забегающие весьма проворно около дам" (т. I, гл. VIII).

Генерал-губернатор Суворов... - А. А. Суворов (1804-1882), внук А. В. Суворова, в 1861-1866 гг. - генерал-губернатор Петербурга.

Факты есть, но касаться их больно! - Высказывалось мнение (ПССт 1967, т. II, с. 634), что здесь имеется в виду крупный харьковский процесс фальшивомонетчиков, который осенью 1865 г. привлек внимание русской печати (см.: Жуковский Ю. Записки современника. - С, 1865, N 9, с. 98-102; Кахановская Н. Веста с хутора. - День, 1865, 9 сент.; ср. также номера от 30 окт. и 4 дек.).

Не всё ж читать вам Бокля! - Г. Т. Бокль (1821-1862), английский историк и социолог-позитивист, в 1860-е гг. широкой популярностью пользовалась его "История цивилизации Англии", в которой он выступал против теологической трактовки истории и стремился вскрыть объективные закономерности исторического процесса.

Но явилась в рубахе крестьянской Петипа... - В одном из вариантов Некрасов называет танец, о котором идет речь, - "мужичок" (см.: Другие редакции и варианты, с. 326). Исполнялся од известной балериной М. С. Петина (урожд. Суровщиковой, 1836-1882) в фальшиво-русском стиле и вставлялся в разные балеты, вызывая неистовый восторг публики Мариинского театра, "... особенно наэлектризовала г-жа Петипа публику <...> в "мужичке" <...> в плисовых шароварах, в красной рубахе, с отвороченными сапожками и в ямщицкой, украшенной павлиньим пером шапочке набекрень. Мужичок был до бесконечности мил и привел партер в какое-то исступленное состояние; от криков "браво" можно было оглохнуть..." (Рус. сцена, 1865, N 2, с. 222).

Бернарди - Рита Бернарди (по мужу Фабрика) - певица итальянской оперной труппы в Петербурге.

"Дева Дуная" - балет Ф. Тальони, на сцене Большого театра шел с 1837 г.

Роллер - А. А. Роллер (1805-1891) - художник-декоратор и машинист сцены.

В белом саване смерти земля... - характерная для демократической поэзии XIX в. метафора. Ср. в поэме Некрасова "Мороз Красный нос": "Как саваном, снегом одета...", а также стихотворения М. Л. Михайлова "Опять налетают роями..." и "Зимние вьюги завыли..." и С. Я. Надсона "Как белым саваном, покрытая снегами...".

© timpa.ru 2009- открытая библиотека